Проханов А. Наскальная книга

Я прежде не писал стихов. «Презренная проза» была для меня достаточной, чтобы описывать войны, восстания, революции, созда- вать характеры предателей, героев и мучеников. Я выпустил в свет пятнадцать томов моих произведений, и это была моя судьба, запе- чатленная в романах. Эта судьба вырастала постепенно, как стебель, где каждый новый побег был чем-то незаконченным, промежуточным, требующим развития. И только все пятнадцать томов образовали Древо Жизни, которое я мог оглядеть от корней до вершины, понять жизнь, как неповторимую, дарованную мне целостность, и описать ее как нерасторжимое единство. Для этого Господь открыл во мне поэ- тический дар, растворил око, которое дремало во мне. Горели леса и торфяники. Москва задыхалась от зноя. Березы над моей беседкой пожелтели, как в октябре. Я лежал в этой беседке, словно кит, выброшенный на отмель, чувствуя, как иссыхает мой океан, кончаются мои земные дни, и оставшаяся во мне жизнь торопилась — не спастись, не уцелеть, а закрепить себя, отпечататься, как лист на камне, окаменеть, чтобы огонь не испепелил все ее хрупкие, безза- щитные формы. Прожитая жизнь возвращала себя стихами, которые кто-то нагова- ривал мне бурлящими, не моими словами, и я заносил их на бумагу, вскакивая среди ночи. Я завершал мою жизнь, завершал долгий поход по странам и кон- тинентам, среди войн и народных восстаний. Мне дарована была оста- новка, передышка, бивак перед тем, как отправиться в новый поход, уже по другую сторону жизни, в странствие, куда все мы уйдем. Я хотел использовать эту передышку, чтобы приготовить себя к странс- твию. Привести в порядок изношенную амуницию, стоптанную обувь, избитый посох, дорожную суму. Я складывал в эту суму мои народив- шиеся стихи, чтобы положить их, как свитки, к ногам Того, Кто станет судить меня. Эти стихи были написанными мной показаниями, которые я собирался предъявить на Суде. Когда я написал последнюю строфу, мне показалось, что от меня медленно отодвинулось, отошло, а потом бесшумно улетело сквозь желтые березы таинственное существо, диктовавшее мне эти строки. После этого я несколько раз пробовал написать стих, но не мог сложить ни единой рифмы. Что-то закрылось во мне навсегда и уже никогда не откроется. Но содержимое этой потаенной шкатулки я запечатлел в стихах, — странная форма, которую дал Господь людям, чтобы они могли с ее помощью молиться, каяться, изъясняться в вечной любви. Александр Проханов