Ницше Ф. По ту сторону добра и зла (Канон философии)

Сама жизнь, история, судьба — кто скажет? — воплотила в «неописуемую» быль беспощадный наказ Ницше: «Пиши кровью». Избранным, обреченным, как гладиаторы на арене, он завещал: «Нужно превзойти человечество силой, высотой души — превзойти его презрением»… Анна Ахматова назвала это «великолепным презрением». Не понятый современниками и потомками, Ницше был пророком ужасов грядущего века. «Из всего написанного люблю я только то, что пишется кровью. Пиши кровью и ты узнаешь, что кровь есть дух». В России перевод «Так говорил Заратустра» переиздавался чуть ли ни ежегодно. Книга стала знамением набиравшего вес символизма и была чрезвычайно популярна в студенческой среде, где в тот период наметился пик самоубийств. Ницше, разумеется, к этому ничуть не причастен. Нет его вины и в том, что молодые немецкие солдаты уходили на фронт с томиком взрывоопасной поэмы, которую автор снабдил многозначительным подзаголовком: «Книга для всех и ни для кого». И верно! Кто ее понял по-настоящему, эту «алмазную прозу»? Никто, ибо видели лишь то, что желали увидеть. Упиваясь триумфом воли, проглядели главное — апофеоз страдания. Разделял ли творец мысли и высказывания своих персонажей? Возможно... И в самом деле. Кто если не он, заронил крамольную идею грядущего сверхчеловека, подхваченную сперва теософами, затем большевиками («новый человек») и «белокурыми бестиями» — нацистами. Кто же он, этот Фридрих Ницше, почти обожествленный в третьем рейхеи с 1923 года напрочь запрещенный в СССР как предтеча фашизма? Страстный обличитель пороков духовного сословия родился в семье священника. Отец умер, когда Фридриху едва исполнилось пять лет, затем смерть отняла и младшего брата. Зато сестра Элизабет дожила до девяноста лет и удостоилась внимания фюрера, которому подарила трость «незабвенного Фрица». В школе, а затем в гимназии Фридрих увлекся стихами и музыкой, но уже в двенадцатилетнем возрасте его настиг первый приступ болезни: мучительная мигрень, временное расстройство зрения. Он трепетно внемлет бунтарским аккордам Вагнера, сам пишет музыку. В том числе и на слова Пушкина. Став студентом знаменитого Лейпцигского университета, поражает профессоров глубоким пониманием духа античной философии и поэзии. Невиданный случай: студент, не закончивший полного курса, избирается профессором классической филологии Базельского университета! В 1869 году Лейпцигский университет преподносит ему докторскую степень, причем без защиты диссертации. Вновь возвращается перемежающаяся слепота. Ему всего тридцать, но душевная депрессия уже свила гнездо в сердце, помрачая сознание. Разрыв с Вагнером Элизабет постарается потом представить Гитлеру как припадок безумия. «Основная концепция «Так говорил Заратустра» — идея вечного возвращения, эта высшая из мыслимых форм утверждения… набросана на листке бумаги», — запишет он, закончив центральный труд всей жизни. «Да, я постиг сущность морали, она вся покоится на лжи…, но не судите о ней по мне самому, ибо я, Фридрих Ницше, есмь величайшее исключение, никак не подтверждающее правила...». Он «чист, чист», как сказано в «Книге мертвых», ибо он писатель, носитель логоса, что по-гречески означает и слово, и миф, и мир. В Риме он познакомился с пылкой почитательницей Лу фон Саломэ, дочерью русского генерала. Двадцатилетняя красавица, «проницательная, как орел и отважная, как лев», покорила стареющего философа. Больной, страдающий, усталый, забыв себя, он, словно в омут бросаясь, делает ей предложение. Отказ наносит глубокую рану. Порой достаточно и царапины, ибо душа художника слишком хрупкий сосуд. Апоплексический удар случился 3 января 1889 года прямо на улице. Жизнь удалось спасти, но разум опеленала черная паутина. Клиника Йенского университета стала последним пристанищем философа. Ницше замолчал навсегда. Жуткая улыбка застыла на его губах в полдень 25 августа 1900 года. Она и ныне остается неразгаданной, эта дьявольская усмешка бесконечного одинокого мудреца. Ницше ставили в вину афористичность письма... Вздор! Ставить в вину философу его афоризмы столь же нелепо и несправедливо, как возлагать на него вину за то, что нацисты провозгласили себя ярыми ницшеанцами, «белокурыми бестиями» и «сверхчеловеками». Он писал своей кровью, но в культе крови и почвы его никак не упрекнешь. «Я заглянул в глаза человеку будущего, — устами Заратустры предрек Ницше, — и увидел в них смерть». «Человечество нуждается не только в войнах вообще, но в величайших ужасающих войнах, следовательно, и во временных возвратах к состоянию варварства». И это тоже прочитано в глазах человека будущего. Умер, как марафонец, рванувшись к финишу из последних сил. Грудью сорвал ленту нового, угаданного им кошмарного века и упал бездыханным на самом пороге. Но каким гулким тревожным эхом отозвалось отлитое из колокольной бронзы чеканное слово! Поэты Серебряного века преклонялись перед Ницше, видя в нем родоначальника символизма, но так и не поняли, что между дионисийством и аполлонизмом скрыта не музыка. Не искусство, а тайна изменчивой, мятущейся, смертной, и потому вечно страдающей души человека. Такие всюду и всегда неудобны, их «съедают», но подобное каннибальство почему-то уподобляют судьбе. «Ницше — чайка», — сказал Андрей Белый, и это лучшее из всего сказанного о нем. Из книги Еремея Парнова «Тень Люциферова крыла» В новый выпуск серии «Канон философии» вошли произведения Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» и «По ту сторону добра и зла».